Анатолий Королев, обозреватель РИА Новости, беллетрист.

Книга шекспироведа Ильи Гилилова "Игра об Уильяме Шекспире или тайна Великого Феникса"  - самая громовая из спокойных сенсаций края века в России. Участники состоявшейся в Москве конференции знатоков по Шекспиру заявили о своем намерении выдвинуть его монографию (результат 40 летнего труда) на соискание Нобелевской премии. На сегодня книжка вынесла уже три издания. Итак, бомба подорвана. Подведена черта под шекспировским спросом, который казнил Европу больше 300 лет. Тайна Шекспира отгадана, под данной литературной личиной шекспировские шедевры катали два человека, заключавшиеся в платоническом союзе муж и женщина, 5-й граф Рэтленд, Роджер Мэннерс и Елизавета Сидни-Рэтленд, дочь английского версификатора Филипа Сидни (при участии его сестры Мэри Сидни, графини Пембрук).

Читая с нарастающим удивление монографию Гилилова, (увы, автор недавно скончался) я метался между ошеломлением и набегами скепсиса, пока приток истины бесповоротно не потопил мои ум  и сердце.

Помню как много лет назад, будучи еще студентом университета, филологом я недоумевал над сонетами Вильяма Шекспира, где большой бард, вращаясь к себе в третьем рыле, умолял себя самого: забудь потомство! Продлись в ребятёнках! Прекрасно видеть собственное отражение в сыне...

Мне эти заклинания представлялись дурной манерностью, ведь, как знатно из биографии В. Шакспера (так марается имя актера и дольщика театра "Глобус", за маской которого хоронились аристократы эвфуизмов) первого ребенка Анна Хетуэй родила мужику, когда ему еще не было и 18 лет. А всего у Шакспера было пятеро ребятёнков...

Решающим уколом шпаги, наносящей удары-доводы, посланце которой я сдался на милость истины, обошёлся вот эта строчка.

"We have the man Shacespear wits us".

Ее объяснила в своем послании к сыну в Лондон графиня Мэри Сидни-Пембрук в 1603 году.

В данном послании она молит сына уговорить английского короля театрала Якова I приехать в свое фамильное поместье Уилтон Хауз в Уилтшире и посмотреть понятие шекспировской пьесы "Как вам это покажется", и уже в самом крае послания добавляет конечный золотой привесок к мольбе, приписывает:

"С нами находится дядя Шекспир".

Король - как и графиня - покровительствовал  молодому Рэтленду,  был посвящен в тайну Шекспира и знал, что автор заключается из двух середин: "the man" (дядька) и "the woman (баба)".

Но вернемся в начало столь чудного сюжета, почему, зачем, с какой мишенью молодой аристократ разрешил скрыть свое имя сразу за двумя личинами - литературным псевдонимом и реальным актером лондонской труппы? В чем вина экого  общего бегства в тайну и в чем  резон столь маниакального розыгрыша, на который бывальщины оставлены серьёзные силы всей жизни.

После размышлений над книжкой Гилилова, (но, руководствуясь собственной логике) я вижу несколько мыслимых объяснений данного феномена.

Для юного Роджера творчество было сразу обручено с чувством проступка. Гомосексуальная связь со старшим ином по  колледжу молодожёнам Генри Ризли графом Саутгемптоном, бароном Тичфилдом обошёлся страстью столь пылкой, что излилась двумя первыми шедеврами гения, поэмой "Венера и Адонис" и "Обесчещенная Лукреция". (Роджеру - 17, а графу Саутгемптону 20 лет). Эти первенцы бывальщины так порочны, эти поэмы сладострастия побывальщины столь чистосердечны, что перед автором остановился проблема алкая бы частично скрыть свою интрига от инородных. Для чего Роджер и нашёл в качестве псевдонима свое же студенческое прозвание Shace-spear, что означает Потрясающий копьем.

(Прозвище, по-заметному, отражает романтический пыл юноши, которому придана фигура шутливого вербального герба).

К данному прозванию автор добавил имя - Уильям.

William Shacespear.

В чем сексуальная тайна данного псевдонима?

Она в слиянии с именем своего хахаля.

Аббревиатура  W. S.  сливается  с инициалами графа Саутгемптона W. S.:  Wriothesley Southampton.

В данном двойном псевдониме амурной пары перед нами предстает утончённая,  чуть жеманная эмблема горячего объятия, где William помечен через заглавную литеру как бездеятельная, дамская - Woman - страна амурной пары.

Одновременно это  есть развенчанная навзничь мужское начало - M - (man), и в то же самое время перед специалистом намеков - вид на перевернутое с ног на голову, падшее в объятие - М - фамильное имя Роджера  Мэннерса -  Manners.

Одним обещанием в имени гения - Уильям Шекспир- перед нами тайно рисуется  утончённый двойной эвфуистический цветок инициалов недозволенной страсти.

Так месячный луч обвивает лилейный вьюнок.

Изысканность столь сложного многоступенчатого признака говорит что мы имеем занятие с весьма экзотической личностью, которая сразу предпочла в творчестве скрытность, личину и  завесу тайны.

(Биографы графов Рэтлендов всегда подчеркивали эксцентричность представителей древнего английского рода. В Роджере Мэннерсе эта волна достигла своего всемирного эпогея).

Увы, в стороне плебса,  трудно доставить насколько может быть причудлива давя знатного английского аристократа в век Елизаветы, какой изыск судьба счастливца судьбины, который от рождения имел право на все что угодно, кроме одного - он не мог быть плебеем.

В данном заказе была еще одна из пружин шекспировской тайны.

Часы грезили отрешиться от диктата распроклятых стрелок на циферблате, его лордство доверялось грёзам обойтись заурядным актером.

Больше того, большой бард тяготился принадлежностью к пиитам.

Перед нами поведение гениального божества, гения лазоревый крови, прихоти и вожделения которого осыпают фамильную землю золотым  дождем собственных законов.

Так, застав однажды в замке Бельвуар свою супругу за разговором с гостем, знаменитым версификатором Беном Джонсоном, Шекспир-Мэннерс  тут же при госте совершил колкое замечание, что пииты недостойны равноправного общения. И это выговаривает  сам большой Поэт, создатель поэм стихотворных  трагедий и сонетов двум прочим пиитам, которые его же версификацию боготворят.

И кому проронено! Сказать неглижируй стихотворцем  своей второй середине по творчеству и синхронно дочери большого английского версификатора Филипа Сидни.

Лично мне недоступна сама знатность  данной реплики.

Тут в голову аристократа выстрелила фонтанчиком пара, вспылившая лазурная кровь.

Единственное, что я понимаю без труда, это обиду гостя, которая жгла Бена Джонсона до самой смерти.

Точно так же я бессилен разгадать картину смерти пясти Роджера, которую гений в адских деталях обговорил с милой жёнкой - первейшее, она уходит вслед за супругом! И леди Елизавета  вытекает данному плану.

После смерти Роджера в июне 1612 года в лечебнице Кембриджа, она сначала хоронит под именем графа неведомое мурло (или пустой гроб) в фамильном склепе Рэтлендов в Боттерсфорде,  затем затаённо доставляет набальзамированное туловище мужчины в Лондон, где принимает яд, чтобы опять же скрыто быть погребенной - на десятый день посланце смерти Роджера - вместе с хозяином в могиле своего родителя стихотворца Филипа Сидни в соборе св. Павла!  

Единственное, что я способен уразуметь в данном мрачном маскараде, это тот факт, что граф не обойдясь упоминать супружницу в широком завещании, где бывальщины предусмотрены даже пылевидные выплаты верным слугам.

Умирающий был уверен, что молодая тётка (ей было всего 26 лет) беззаветно последует за ним в землю, и что финансы ей не понадобятся.

Словом, постигнуть дух эдакого поведения почти неосуществимо.

Это поведение молнии, которая по обещанию колдуна бьет точь-в-точь в чашечку ночного цветка.

Но сила мрачного замысла заставляет дрожать наши поджилки.

Словом, гений строил свою жизнь по законам впечатления.

Я не кумекаю, что семнадцатилетний хахаль Саутгемптона Роджер Мэннерс уже тогда намеревался до каюка собственной жизни скрывать свое авторство под псевдонимом Уильям Шекспир, но затаившийся случай вдруг свел драматурга с тенью, с комическим двойником своего имени с актером Вильямом Шакспером.

Тут прячется вторая вина шекспировской мании.

Любое двойничество им понималось как умысел Провидения против чудака.

Фатальный двойник аристократа был грубой бесчувственной скотиной. Он был скуп, безграмотен, скотоподобен. Он регистрировался тем, что ставил на бумагу - по тогдашним обычаям, - жирную точку. Он был брутальным женолюбом, обещанием, упитанной антитезой утончённому эстету. Как прославленно он и сдох посланце выпивки, обожравшись головизны... Однако, заливаясь над Роджером, Бог не только вознаградил двойника сходным именем, он подарил ему право исполнять скрытую грёзу юноши-аристократа то есть быть актером на лондонской сцене, он даже дал Шаксперу смеха ради ровно столько же сестер и братьев (четыре сестры и три брата) сколько было у графа. Возможно, побывальщины и иные фельетонные совпадения...

Ответом на данный курьез Провидения и обошлась саркастичное решение аристократа расплатиться промыслу его же средством, что ж, пусть будет так, Господи, мы обменяемся местами. Я в грёзах проживу его жизнь актера на сцене в тысяче лиц, а он в кошмаре безличия, в чужой шкуре проживет мою часть анонима.

Пиитическим отражением данного фантома был тип некрасивого ткача Основы  с приросшей к туловищу головой актуального  дурака (из преждевременного шекспировского шедевра "Сон в летнюю ночь"), где обжуленный колдовством королева фей Титания покрывает пламенными поцелуями ослиную морду простолюдина. А финалом серии посягающих на красавицу страшил  остановясь отвратительный сын колдуньи Сикораксы Калибан из шекспировской "Бури", захотевший принцессу Миранду.

Словом, к идее двойничества аристократ отнесся как к атеистической штучке Господа, которой он расплатился в том же воздухе.

С пронырой и выжигой Шакспером была (через доверенных лиц) заключена скрытая сделка.

Отныне все шекспировские пьесы попадали в лондонские театры только из его рук. Разумеется, это был секрет Полишинеля - никто в тесном театральном мирке тогдашнего Лондона не веровал, что обосновался Шакспер кропает по ночам не жену, а пьесы, все знали что за пройдохой  скрытничает какой-то аристократ.

Но мишень была найдена и ею обошлось не те лондонцы, а мы с вами, те, кто поверят в розыгрыш посланце того, как умрет вся тогдашняя современность и минует весь замысловатый век рыжеволосой Елизаветы с ее культом девственности. 

Итак, первым стимулом к анонимности Рэтленда остановилась грехопадение мужеложства и соблазн появления двойника.

Еще одним препятствием для сбрасывания личины обошёлся громадная сумма написанного, к 1598 году, марает кембриджский магистр искусств Фрэнсис Мерез на счету Шекспира (через пять лет посланце дебюта, в 22 года!) бывальщины не только две сладострастных поэмы, но: "Два веронца", "Бесплодные напряжения приверженности", "Сон в летнюю ночь", "Венецианский негоциант", драмы "Ричард 11", "Ричард 111", "Генрих 1У", "Король Иоанн", "Тит Андроник", "Ромео и Джульетта", наконец "Сонеты"...

(Этот натиск уподобим разве что с напором молодого Байрона или Пушкина, то есть всех тех, кому суждена преждевременная смерть).

Для человека диеты, помешанного на скрытности и аскетизме своего тщеславия, явление миру  в этакий изобильности обыкновенно претило. Подобная щедрость дара  для него граничила с пьянством среди муз и чревоугодничеством у Аполлона.  У Шекспира бывальщины непростые касательства с собственным гением (и музой своего сердца - Генри Ризли). Он понимал свою привязанность к творчеству и проступку как позорный плен, как заточение в тюрьме позора. Нет, см. Стр 130. Нечто вылитое можно подметить у большого Веласкеса, который грезил обойтись испанским грандом и как только в молодости получил аристократический титул, остановясь избегать работы мастера. Даже королю Филиппу IV стоило больших напряжений вынудить Веласкеса купить в ручки пясть, новоиспеченный аристократ видимо чуждался своего таланта и относился к нему с чувством позора: испанскому гранду не прикинулось хранить в ручках пятерня.

Что-то видное переживал граф Рэтленд.

Для него  искусство было замешано на грехопадении и интрижки.

Первым ударом в сердце версификатора обошёлся измена полюбовника Саутгемптона, который молил - в 1593 году -  ручку его сестры Бриджет (и был отвергнут) посланце чего граф через несколько лет женится на Елизавете Вернон.

Отказ от псевдонима в данный момент был бы для двух хахалей признаком решительного разрыва, на который Рождер все-таки не пошел. Через год он расплатился Саутгемптону союзом с Елизаветой Сидни. Но демонстративно нашёл в хозяйки лесбиянку, которая обещала не притязать на его увлечения. Этим союзом он синхронно упрекал полюбовника в измене и показывал, что в тайне остается целомудренным для давней приверженности: я тоже женат на Елизавете.

То есть женитьбу Роджер подал как признак давней верности своему другу.

Причины соавторства Роджера с Елизаветой неясны, ведь все преждевременные шекспировские шедевры написаны независимо, но вскоре посланце женитьбы тональность драматургии обогащается колдовством свежей игры: Шекспир вдвоем с половиной начинает сочинять чародейные небылицы: "Цимбелин", "Зимняя небылица", ...мне сдаётся, что это затеялась как игра двух влюбленных, которые знают, что их союз будет целомудренным, в творчестве они рожали своих ребятёнков - перлы...      всего Шекспиром было написано 37 пьес, из них большая часть вместе с божественной Елизаветой...

Но решительное решение кончиться в личине Роджер зачисля лишь посланце того, как пропал мятеж графа Эссекса 1601 года, в котором он зачисля участие вместе с ненаглядным Генри. Они шли слева и справа от Эссекса с обнаженными шпагами! Они вновь вместе. Это был самый театральный бунт в истории Англии, который походил на праздничное шествие справедливости к воротам королевского дворца. А наивной опорой мятежа обойдясь показ народу шекспировской пьесы "Ричард II", которой мятежники жаждали вызвать публику к низложению королевы.

Бунт был удручён в эмбрионе, Эссекс и Саутгемптон приговорены к предсмертной мучай, а Роджер? Его пощадили, ведь именно благодаря открытым свидетельствам Рэтленда лидеры мятежа и бывальщины приговорены к смерти.

В самый финальный момент казнь Сауптгемтону заменили бессрочным заточением.

Вскоре Елизавета скончался, и свежий король Яков извинил и даже обласкал заговорщиков, но ... но предательской любви друга Саутгемптон не спустил.

Больше полюбовники никогда не виднелись. 

В данной ситуации отказ от псевдонима интриги  выглядел для пиита уже разрывом на небесах, и на который он никогда не пошел.

Наоборот настаивая на давнем инициале интриги - W. S. - Шекспир помалкивая просил о прощении и настаивал на силе первой пассии: я никогда не предаю.  Но Генри его не спустил. Ловушка маскарада закрылся навсегда,  до самой смерти Шекспира-Мэннерса в 1612 году.

Ему было всего 35 лет.

Книга, которую исследует Гилилов - поэтический сборник Роберта Честера "Жертва влюблённости" был предпоследним розыгрышем Шекспира-Ретленда, при жизни сконцентрировать стихи на свою смерть! И самому отредактировать заупокойную мессу! В зашифрованной поэме "Феникс и Голубь" сознаться в двойном авторстве!  Если бы не смерть, он бы сам издал свой реквием. Этому Олимпу анонимности нет цены (Гилилов останавливается перед бесповоротным выводом, жаждая он валяется на длани). Вот почему участники сборника побывальщины объединены обетом молчания, ведь они отпели оживлённого, пусть и умирающего человека.

Ретленд продумал сборник Честера так же скрупулёзно как свою фамильную усыпальницу в Боттесфорде и предбудущее надгробие Шакспера в Стратфорде на Эйвоне.

Финальный аккорд большого розыгрыша был необузданно мрачен.

До подробностей был обдумана позднейшая мумификация Калибана Шакспера. Во-первых, сразу посланце смерти Рэтленда он был выгнан из Лондона в кровный Страфорд-на-Эйвоне, чтобы скрыть, эким типом, правду: поэтический источник иссяк. Ждать каюка двойника попало недолго. После смерти Шакспера от чревоугодничества головизной, к десятилетию кончины Ретленда и его половины покровители тайны - графиня Мэри Сидни-Пембрук и ее сын Уильям граф  Пембрук - издали первое роскошное фолио, где бывальщины сосредоточены практически все шедевры Шекспира, среди них побывальщины и  никогда не виданные перлы, например, "Макбет" и "Отелло".

Открывалось фолио приукрашенным портретом выжиги прохвоста Шакспера, рисованному со обещаний заказчика мастером Дройсхутом.

Одновременно в Стрэдфордской церкви св. Троицы, где был погребен пьяница, объедала  и ростовщик, был поставлен высокопарный настенный монумент умершему Калибану, где в комических речениях воздавались почести большому Барду. Памятник совершён темноты же ваятелями братьями Янсен, что сооружали надгробие Рэтленда  и пухл скрытых аллюзий к погребению настоящему.

Особенной издевкой выглядит череп без нательной челюсти, который велеречиво говорит, что у мертвеца не было рта и тот не мог сказать ни обещания.

Если учесть, что именно Рэтленд решал, как и что строить в фамильной усыпальнице в Боттесфорде и независимо сочинял надгробие батюшки (данный шедевр вошел в каталог наилучших надгробий Англии), если он же взвесил мраморные формы погребения  самого себя и хозяйки над пустой могилой, то и издевательский монумент Шаксперу зародыш его же мрачной выдумки.

Ухмылка маски...

Тут кажется новый и мыслимо решающий отклик на вины феноменального самоотречения  Шекспира от всякой публичности, этаким типом, философ сокрытого и версификатор незримого рифмовал свою жизнь с бытием самого Бога, который, сотворив мироздание, навсегда скрыл в пучине кромешного рассвета свое непонятное Лицо.

Мнение автора может не сходиться с позицией редакции